Пелусозеро рыбалка

Пелусозеро рыбалка

Виктор Тарасов
Родословные жителей Пялозера, Пелусозера и
Заболотного следа.
В 1785 г. в Корбозерской волости было 3 сельских общества—19 поселений,
228 дворов, 1700 человек. Одним из с.о. было Пелусозерское, в которое входили : Пялозеро, Пелусозеро и Заб. след.
В 1894 г. вКорбозерской вотчине было 9 деревень, в том числе: Пялозеро—15 дворов, Пелусозеро—12 и Заб.след—10 дворов.
В 1915 г. в Пялозере было 15 домохозяйств, Пелусозере—27, и Заб.следе—15. См. таблицу №1.

Мне нравится1
10 апр 2013

Роман Глинский
Класс! Только большая пустота у наших Харламовых?
Мне нравится10 апр 2013|Ответить

Евгений Гуров
Моя бабка Алена Гурова родом из Пялозера. Девичья фамилия Белошеева.
Мне нравится5 мая 2013|Ответить

Борис Братугин
Евгений, да я помню вашу бабушку и прабабушку,очень хорошие и душевные были люди.Прабабушка дружила с моей бабушкой.Только вот сынок-то увез ее далеко.Помню всех Гуровых
Мне нравится23 июн 2014 Евгению|Ответить

Евгений Гуров
Борис, я вашу фамилию помню. Мы с бабушкой Аленой как-то в 60-х годах заходили к вам в Пудоже. Сейчас там живет мой средний брат Владимир. Улица Шельшакова 1. Свой дом. Мост который был построен после войны я хорошо помню. Но в 1999-2000 его сломали и построили новый, но он простоял до прошлого года.
Мне нравится24 июн 2014 Борису|Ответить

Корбозерский край родной!

Пудожский Уездъ
21 июл 2014 в 22:59
СМЕРШ. ВОЙНА В ЭФИРЕ
В последние годы название советской военной контрразведки СМЕРШ («Смерть шпионам») стало широко известно благодаря серии телефильмов, мемуарной и художественной литературе. Для нас, пудожан, это слово неразрывно связано с одним из его руководителей, нашим земляком Дмитрием Петровичем Тарасовым.
К сожалению, знаем мы об этом человеке не так много, как хотелось бы. Известно, что родился он 7 ноября 1913 года в деревне Пелусозеро Колодозерского сельсовета. Родители — потомственные крестьяне. Отец его, Тарасов Петр Кузьмич, в 1914 году был мобилизован в армию и погиб на фронте, мать, Тарасова Елена Васильевна, осталась с двумя малолетними детьми, вследствие чего семья испытывала постоянную нужду.
После окончания сельской школы в 1927 году Д. Тарасов поступил в школу крестьянской молодежи в Пудоже, а затем в 1930 году – в Петрозаводский лесной техникум, получив специальность лесотаксатора. После чего два года работал в Пудожском райлесхозе, а в 1935 году поступил на учебу в Ленинградский институт инженеров промышленного строительства, однако закончить его не успел. В 1937 году по рекомендации Дзержинского райкома комсомола был зачислен курсантом Ленинградской межкраевой школы НКВД СССР, после ее окончания два года работал в управлении НКВД по Ленинградской области в должности оперативного уполномоченного. В 1939 году переведен в Москву в центральный аппарат контрразведки. С 1943 года – начальник отделения по радиоиграм 3-го отдела Главного управления контрразведки «СМЕРШ». С 1946 по 1953 гг. – на руководящей работе в Министерстве госбезопасности. А в 1953-1974 гг. работал в центральном аппарате разведки МВД/КГБ при Совете Министров СССР на должности начальника отдела безопасности управления «С» (нелегальная разведка). Кстати, он был начальником самого известного советского разведчика-нелегала В. Фишера (он же Рудольф Абель), известного по знаменитому фильму «Мертвый сезон». Зрители помнят сцену из этого фильма, где показан момент обмена Абеля на американского летчика Ф. Пауэрса, сбитого над территорией СССР 1 мая 1960 г. Обменом занималась специальная группа под руководством полковника Д. Тарасова, созданная в отделе собственной безопасности Управления нелегальной разведки. В результате 10 февраля 1962 г. на мосту Глиникербрюкке под Берлином полковник Р. Абель был обменян на Пауэрса.
Во внешней разведке полковник Д. П. Тарасов работал последние 22 года своей службы, вплоть до отставки (1974 г.). Был награжден пятью орденами (в т. ч. орденом Ленина) и 17 медалями. Автор воспоминаний (открытых): «Большая игра» (издания 1993 и 1997 гг.), «Жаркое лето полковника Абеля» (1997) и соавтором секретного учебника высшей школы КГБ СССР «Радиоигры». Умер в 1998 году.
Без преувеличения можно сказать, что наш земляк, пожалуй, был одним из самых засекреченных людей в СССР, а многие стороны его работы нам и сейчас неизвестны. Более-менее подробно нам известны те эпизоды его деятельности в годы Великой Отечественной войны, о которых он сам рассказал в своих воспоминаниях. А ведь Дмитрий Петрович лично участвовал в самых успешных операциях советской военной контрразведки, боровшейся с вражеской агентурой, а также в радиоиграх по дезинформации противника с использованием перевербованных радистов или двойных агентов.
В апреле 1943 г., когда на базе армейских особых отделов НКВД было создано Главное управление контрразведки (ГУКР) СМЕРШ, практически все радиоигры перешли в его ведение, а их организация была возложена на специальный (3-й) отдел в количестве 8 человек, под руководством майора Д. Тарасова. Перед отделом руководство поставило и более общие задачи: борьба с вражеской агентурой в прифронтовой полосе, противодействие разведыва- тельно-диверсионным действиям немецких агентов на транспортных коммуникациях СССР, борьба с вражеским шпионажем в промышленных центрах Урала и Сибири, а также за пределами Советского Союза.

Пелусозеро рыбалка

186150, г. Пудож, ул. Ленина, 90 +7 (81452) 5-27-00

186150, Республика Карелия, Пудожский район, г. Пудож ул. Ленина 90 +7 (81452) 5-17-33

186150 г. Пудож ул. Комсомольская, д.16, клиентская служба (вопросы пенсионного обеспечения и социальных выплат, заблаговременной подготовки к выходу на пенсию) находится в том же здании, по адресу: ул. Карла Маркса, д. 45 +7 (814-52) 5-91-59; +7 (814-52) 5-91-60

Россия, Республика Карелия, Пудож, Транспортная улица, 4 +7(814 52)5-12-02

Республика Карелия, Пудожский район, г.Пудож, ул. Ленина, 43 +7 (81452) 5- 92-62

186150, г. Пудож, ул. Пушкина, д.8 +7(814-52) 5-23-07

Пудож, ул. Пионерская, 69а 89216259616

Республика Карелия, Пудожский р-н, Пудож г., ул. Пионерская, 69а 8-921-800-82-34

Республика Карелия, Пудожский р-н, Пудож г., ул. Пионерская, 69а 8-(81452)-5-23-33

186150, Республика Карелия г. Пудож ул. Пионерская, дом 69 А 8-(81452)-5-14-74

Сегодня можно открыто демонстрировать свои чувства, не стесняться в проявлениях любви и вообще не пытаться держать свои эмоции под контролем.

Сегодня повысится стремление отстаивать свой авторитет и добиваться от окружающих признания своих достоинств. Будьте внимательнее, в этом порыве высок риск потерять давних друзей.

Сегодня не следует требовать от себя слишком многого, ведь основное событие этого дня – обсуждение прошедших торжеств, что мало поспособствует рабочей атмосфере.

Сегодня любые помыслы и слова могут легко материализоваться. Поэтому используйте эту особенность в своих интересах: например, попытайтесь осуществить давнюю мечту или выразите свою симпатию какому-то человеку.

Сегодня будет сложно реализовать заранее составленный план, так как могут помешать многочисленные неблагоприятные факторы. Чтобы пережить этот день максимально безболезненно для себя, лучше отказаться от любого рода активности.

Сегодня без особых проблем будет удаваться обсуждение очень щекотливых вопросов. А потому можно попытаться наладить контакт с сильными мира сего, найти новых союзников или установить связь с зарубежными бизнес-партнёрами.

© 2017 – 2020 « “Пудожский вестник” »,
Все права защищены.

« “Пудожский вестник” » –
Общественно-политическая газета Пудожского района Республики Карелия

ПИ № ТУ 10 – 00139 от 20 апреля 2011 г., Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

Открытая информационная система
муниципальных образований

Пелусозеро :: Онегов Анатолий Сергеевич

Аннотация: В сборнике рассказов и очерков советского писателя Анатолия Онегова перед читателем во всем многообразии показан богатый мир природы. Книга учит понимать и любить родную природу, знакомит с жизнью и повадками обитателей водной среды, воспитывает бережное отношение к рыбным запасам наших рек и озер.

Для широкого круга любителей рыбной ловли.

Долгое озеро, Круглое озеро, Щучье озеро – как просто и ясно звучат эти имена. Но вот рядом с Долгим, Круглым и Щучьим вдруг появляются Айн-, Корб-, Пелусозеро, и ты останавливаешься в недоумении, как перед неразгаданной тайной.

Видимо, и с Айнозера, и с Корбозера, и с Пелусозера в общем-то не так сложно снять эту таинственность, рожденную непривычным для русского человека звучанием их имен. Для этого, наверное, достаточно взять словарь того народа, который давал своим озерам эти звучные имена, и все сразу станет на свои места. И тогда, возможно, и Айн-, и Корб-, и Пелусозеро предстанут перед тобой так же обыденно просто, как Долгие, Круглые и Щучьи озера.

Но мне, честное слово, не хочется этого делать, не хочется заглядывать в словарь, который совсем рядом, – пусть живут они, эти удивительно красивые северные имена, пусть живет и зачаровывает других людей их таинственно-романтический ореол.

Поэтому я и не знаю, что означает слово «пелус» – Пелусозеро, чем было оно, это озеро, для тех людей, которые первыми пришли сюда и дали этому водному пространству, круто обрамленному высокими лесистыми берегами, его настоящее имя…

На берегу Пелусозера я провожу второе лето. Я точно знаю, сколько у этого озера островов, знаю имена этих островов, лесистых, высоких, отгородившихся от воды густыми рябинами, которые к осени широко и ярко разгораются гроздьями ягод. И тогда кажется, что эти острова кто-то поджег, но поджег не буйно, не разрушительно, а каким-то необыкновенным, тихим огнем, которому положено не уничтожать все окружающее, а только ярко и добро светить осенней воде и редким рыболовам, что являются по осени к островам.

Я точно знаю, где у этого озера самые глубокие места, знаю, где его подводные вершины-луды. Знаю, что в этом озере водятся большущие окуни – только вчера мой сосед привез такое страшилище в роговых рыцарских латах и с трудом оценил его вес на пятикилограммовом безмене. Я знаю, что поймать таких гигантов не так уж сложно, если каждый день пускать с луд на глубину сети. Но я очень хочу поймать самого большого окуня Пелусозера на обычную зимнюю удочку, оснащенную тонкой леской, с небольшой желто-белой мормышкой.

Это знаменитая мормышка. Она служит мне уже не одно лето. Ее подарил мне друг-рыболов, который искусно делает такие миниатюрные игрушки из меди, латуни, серебра и олова, раздобывая для них самые лучшие крючки из самых лучших рыболовных стран. Это не мормышка, а произведение искусства – она сделана художником. И я берегу ее. И только с ней выезжаю на луды и мысы северных озер, куда может явиться в своем разбойном походе самый крупный окунь.

Сейчас на луде в ожидании окуней я снова и снова вспоминаю те озера, где летом, вооружившись зимней удочкой с мормышкой, разыскивал окуней… Укшозеро, Викшозеро, Кенозеро… И окуни были там, упорные и тяжелые. И они, как всегда, являлись вдруг и так же вдруг исчезали, унося с собой тайны своих троп-дорог. И вот теперь Пелусозеро, та же удочка, та же мормышка, и снова я ищу ответы на вопросы, которые задают мне эти полосатые рыбы…

Первых окуней Пелусозера я отыскал у острого мыса Бодунова острова. Это было в самом начале июня.

Пелусозеро рыбалка

Анатолий Сергеевич Онегов
Пелусозеро

Следы на воде Ц 5

Долгое озеро, Круглое озеро, Щучье озеро – как просто и ясно звучат эти имена. Но вот рядом с Долгим, Круглым и Щучьим вдруг появляются Айн-, Корб-, Пелусозеро, и ты останавливаешься в недоумении, как перед неразгаданной тайной.
Видимо, и с Айнозера, и с Корбозера, и с Пелусозера в общем-то не так сложно снять эту таинственность, рожденную непривычным для русского человека звучанием их имен. Для этого, наверное, достаточно взять словарь того народа, который давал своим озерам эти звучные имена, и все сразу станет на свои места. И тогда, возможно, и Айн-, и Корб-, и Пелусозеро предстанут перед тобой так же обыденно просто, как Долгие, Круглые и Щучьи озера.
Но мне, честное слово, не хочется этого делать, не хочется заглядывать в словарь, который совсем рядом, – пусть живут они, эти удивительно красивые северные имена, пусть живет и зачаровывает других людей их таинственно-романтический ореол.
Поэтому я и не знаю, что означает слово «пелус» – Пелусозеро, чем было оно, это озеро, для тех людей, которые первыми пришли сюда и дали этому водному пространству, круто обрамленному высокими лесистыми берегами, его настоящее имя…

На берегу Пелусозера я провожу второе лето. Я точно знаю, сколько у этого озера островов, знаю имена этих островов, лесистых, высоких, отгородившихся от воды густыми рябинами, которые к осени широко и ярко разгораются гроздьями ягод. И тогда кажется, что эти острова кто-то поджег, но поджег не буйно, не разрушительно, а каким-то необыкновенным, тихим огнем, которому положено не уничтожать все окружающее, а только ярко и добро светить осенней воде и редким рыболовам, что являются по осени к островам.
Я точно знаю, где у этого озера самые глубокие места, знаю, где его подводные вершины-луды. Знаю, что в этом озере водятся большущие окуни – только вчера мой сосед привез такое страшилище в роговых рыцарских латах и с трудом оценил его вес на пятикилограммовом безмене. Я знаю, что поймать таких гигантов не так уж сложно, если каждый день пускать с луд на глубину сети. Но я очень хочу поймать самого большого окуня Пелусозера на обычную зимнюю удочку, оснащенную тонкой леской, с небольшой желто-белой мормышкой.
Это знаменитая мормышка. Она служит мне уже не одно лето. Ее подарил мне друг-рыболов, который искусно делает такие миниатюрные игрушки из меди, латуни, серебра и олова, раздобывая для них самые лучшие крючки из самых лучших рыболовных стран. Это не мормышка, а произведение искусства – она сделана художником. И я берегу ее. И только с ней выезжаю на луды и мысы северных озер, куда может явиться в своем разбойном походе самый крупный окунь.
Сейчас на луде в ожидании окуней я снова и снова вспоминаю те озера, где летом, вооружившись зимней удочкой с мормышкой, разыскивал окуней… Укшозеро, Викшозеро, Кенозеро… И окуни были там, упорные и тяжелые. И они, как всегда, являлись вдруг и так же вдруг исчезали, унося с собой тайны своих троп-дорог. И вот теперь Пелусозеро, та же удочка, та же мормышка, и снова я ищу ответы на вопросы, которые задают мне эти полосатые рыбы…
Первых окуней Пелусозера я отыскал у острого мыса Бодунова острова. Это было в самом начале июня. В борах белым легким огнем занялась брусника, а по моховым язычкам, что выбились из-под сосен к воде, дурманяще полыхал цветущий багульник. В это время к берегу, где цвел багульник, было опасно приставать – багульник пьянил, тянул к себе и пьянил. И после каждой такой встречи долго болела голова…
На Бодунове острове багульник не рос. Когда-то здесь по всему острову были покосы, а теперь их место заняли березы, осины и рябины, сплошь перевитые малинником. Вот от такого березово-осиново-рябинового мыска и отхои дал в глубину каменистый язык, отходил неторопливо, постепенно опускаясь в воду. Северное лето еще только-только начиналось, и над камнями мыска еще не успел подняться из воды тростник – его белесоватые лобеги лишь выбились из-под камней и теперь тянулись вверх, к свету, к солнцу, оставаясь пока там, в озере.
Здесь, у каменистого мыска, я и опустил первый раз якорь своей лодки. Один якорь опущен с носа, другой – с кормы. Подо мной метра четыре еще холодной после долгой и крутой зимы озерной воды. Вода еще по-зимнему прозрачна, и я хорошо вижу все, что делается на глубине… Вот моя мормышка медленно опускается вниз: метр, другой, третий – и тут беленькое пятнышко мормышки исчезает… Удар, подсечка – и в лодке первый пелусозерский окунек, не дождавшийся, когда кусочек червя, насаженный на крючок, вместе с мормышкой опустится на дно.
Окунек не очень большой – чуть больше ладони, но резв и боек. И он голубой, как всякая глубинная рыба чистых и холодных озер севера.
И снова мормышка опускается на дно. И снова я слежу за ней. Вот блеск от серебряной точечки все слабее и слабее – мормышка уходит на глубину и наконец достигает дна. А потом все как зимой. Удочка удобно легла в правую руку, сторожок, чуть присогнувшись, потянул за собой леску. Раз-раз-раз – покачивается сторожок. И следом за сторожком там, на четырехметровой глубине, – раз-раз-раз – покачивается у самого дна мормышка. Выше сторожок – выше мормышка. И снова – раз-раз-раз. Потом неторопливая, но решительная потяжка вверх – ты хочешь показать рыбе, что сейчас возможная добыча уйдет от нее. Торопись, окунь, дальше будет поздно! Но никто не бросается за исчезающим бело-желтым шариком, и мормышка, будто устав покачиваться и убегать, опускается на дно. Я знаю, что сейчас, упав на дно, она поднимет вокруг себя пусть крошечное, но все-таки облачко ила…
И снова – раз-раз-раз… И тут тупо и жестко, как удар коряги, что-то зависает на крючке… Если бы я уже знал дно, если бы я знал, что никаких коряг тут нет, то, конечно, тут же ответил бы на удар рыбины подсечкой. Но я вдруг побоялся ответным рывком совсем засадить драгоценную М ормышку в корягу.
Взаимное замешательство длилось какое-то мгновение. Первым из состояния шока вышел окунь и резко пошел вниз по свалу на глубину… О, слава тебе, гибкий пластиковый кончик! О, слава тебе, голубоватая лесочка ноль пятнадцать, тоже, как и мормышка, подаренная мне моим другом-художником! Вы выдержали этот первый рывок. А дальше проще. Дальше из шока выхожу уже я и начинаю, хотя пока и очень деликатно, диктовать рыбине свои условия… И она, эта рыбина, наконец появляется возле лодки, но чуть в стороне – метрах в двух от борта. Подсачек ее не достанет… Движение в лодке, и рыбина снова уходит резко вниз, увлекая за собой всю леску и упрямо требуя в глубину и мою удочку…
И снова я заставляю окуня подняться к поверхности. Теперь он всплывает ближе к борту. Я пытаюсь перебирать леску руками, чтобы поближе подвести рыбину, но снова полосатый гренадер скрывается в глубине.
Наконец он устал, и теперь остается только подхватить его подсачеком. Подсачек давно в воде и ждет своей минуты.
Не знаю, была ли в этом моя вина… Скорей всего да – ведь я так и не подсек рыбину. А может быть, просто небольшому крючку было не под силу удержаться в такой широченной, костистой пасти… У самой лодки, когда мне оставалось только подхватить добычу подсачеком, окунь тряхнул головой, и моя бело-желтая мормышка вылетела из окуневой пасти, насмешливо сверкнув на солнце.
Конечно, этот удачливый боец никак не был гигантом. Но все равно он был хорош – высокопер, быстр и упрям в своем желании победить. Соперника надо уважать. Счастья тебе, голубой флибустьер Пелусозера!

Июнь подходил к концу. Северное таежное лето встречал грозовой жарой душный июль. Зрела и наливалась теплым соком первая земляника, и из воды у каменистого мыска Бодунова острова споро поднимался и упруго зеленел частокол молодого тростника.
Я осторожно заводил лодку в этот молодой тростник и подолгу наблюдал, как всюду – рядом, слева, справа от моей лодки – среди стеблей тростника двигались стайки мальков. Их было много. Это были мириады будущих рыб: плотвы, уклейки, леща. Они, эти мальки, наверное, сами еще не знали, кем именно они будут, когда подрастут, а потому и держались в спасительных зарослях все вместе густой, сплошной, перемешанной массой.
Тростник, окуневый каменистый свал в глубину, лето! Конец июня – начало июля! Масса малька! И конечно, здесь обязательно должен держаться окунь… И окунь здесь был, но только мелкий, окунек-недомерок или окунек-палечник, как другой раз называют таких рыбок по северным местам.
Я тщательно изучал содержимое желудков этих бойких рыбешек, не достигнувших еще приличного размера, когда они попадались на мой крючок, и всякий раз убеждался, что эти рыбки, как и положено летом, в жару, окуням, действительно питаются почти одним мальком. Все ясно! Значит, и окуни покрупней будут здесь и будут ловиться на малька!
Теперь я приезжал к знакомому каменистому мыску с малявочником и ведерком для малька. Малявочник я опускал в воду только один раз – этого было вполне достаточно, чтобы наполнить мальком приготовленное для него ведерко.
Я осторожно насаживал малька на крючок, насаживал, как и положено при ловле окуня, за губку, и ждал, ждал и ждал… Иногда томительное ожидание и прерывалось поклевкой, но это соблазнялся моим мальком тот же окунек-палечник, о котором был разговор выше. А вот хороших, солидных окуней около каменистого мыска Бодунова острова на этот раз не оказалось.
Я оставлял знакомый мысок и с ведерком и малявочником отправлялся на луды. Уж здесь-то обязательно будет рыба. И здесь этажами, эшелонами, толпами, массами записало по всей толще воды невообразимое множество малька, но и здесь мне удавалось разыскать лишь окуньков-недомерков. Крупных окуней нигде не было.
Нет, точнее, они были, но не на лудах и мысах, а на каких-то невообразимых глубинах, откуда нет-нет да и доставали сетями этих окуней-страшилищ.
Что они делали там, почему, как положено окуням, которых я знал раньше на Волге, на Оке, на Москве-реке, на самых разных озерах и водохранилищах, не появлялись вдруг среди гущи малька в полуденные часы и не устраивали здесь свои знаменитые окуневые охоты-бои с жадным чмоканьем охотящихся рыб, с визгливым криком и плеском чаек, которые тут же появлялись на месте окуневого боя и перехватывали у полосатых охотников добычу?
Что происходило здесь, на этом загадочном Пелусозере. Почему не выручил меня тут мой знаменитый малявочник, который раньше выручал меня везде-везде? Два десятка мальков, пойманных малявочником посреди лета, в жару, и следом десять-пятнадцать окуней на хорошую уху – это было моим правилом. Но не правилом Пелусозера!
Пелусозеро! А может быть, разгадка твоих тайн в самом твоем имени. Пелусозеро! Почему я не постарался разгадать твое имя?
Наконец я оставил малявочник, ведерко и по вечерам стал уезжать только за плотвой и подлещиками. Это была по-своему удивительная ловля – ловля плотвы и подлещиков белой летней ночью севера. Как чудесен настороженный поплавок! Какой небесный свет опускается на воду в то самое окошечко, где рядом с тростниковым стеблем замер среди пастельных тонов белой ночи темный кончик чуткого поплавка!
А потом поплавок исчезал. И я мягко выводил к лодке серебристую рыбку. Она, только что появившаяся из воды, тоже принимала на себя мягкие краски белой ночи, а оттого тоже становилась сказкой, как была сказкой сама белая ночь…
За ночной ловлей плотвы и подлещиков я забывал на время окуней, но только на время, и всякий раз, изменяя данному самому себе слову забыть совсем этих полосатых разбойников, снова и снопа заглядывал к мысам и лудам, где еще не так давно, в начале лета, вовсю хозяйничали окуневые стаи.
Вот и на этот раз я изменил своему слову. Собравшись за плотвой, я немного поторопился и перед плотвой и подлещиками заглянул на луду к окуням.
На луде было тихо. Так же всю толщу воды занимали мальки, но теперь уже подросшие, разобравшиеся по стайкам. Я смотрел на этих возмужавших рыбок и завидовал им – уж этим-то рыбкам должны быть известны тайны озера, подарившего им жизнь.
1 2 3

Источники:

http://vk.com/topic-18508402_28463011
http://moyaokruga.ru/vestnikpudozha/Articles.aspx?articleId=134244
http://tululu.org/read60712/
http://www.libok.net/writer/6090/kniga/18715/onegov_anatoliy_sergeevich/sledyi_na_vode_-_5_pelusozero/read